"заколдованное место". Краткий пересказ заколдованное место гоголь
Гоголь Н. В. сказка "Заколдованное место"
Жанр: литературный мистический сказочный рассказ
Главные герои сказки "Заколдованное место" и их характеристика
- Рассказчик, дьячок в молодости. Мальчуган, веселый и озорной.
- Дед Максим. Важный, сердитый, серьезный. Хотел найти клад.
- Мать рассказчика. Вылила на деда помои.
- Дьячок начинает рассказ
- Дед и его курень
- Приезд чумаков
- Танцы
- Заколдованное место
- Могила со свечой
- Поиски могилы
- Снова у могилы
- Страх и ужас
- Извлечение котла
- Горячие помои
- Мусор в котле.
- Не верь нечистой силе.
- Дьячок вспоминает свою молодость, как жил с дедом в курени у дороги.
- Приехали раз чумаки и дед плясать начал, но вдруг в незнакомом месте оказался.
- Увидел дед свечу на могиле, понял, что там клад.
- Через день опять встал дед на проклятое место и оказался возле могилы.
- Его пугала нечистая сила, но он вытащил котел и принес его домой.
- Мать окатила деда помоями, а в котле мусор оказался.
Никогда не верь тому, что сулит тебе нечистая сила.
Чему учит сказка "Заколдованное место"
Сказка учит не стараться обогатиться быстро, не искать клад, а работать. Учит не верить нечистой силе. Учит тому, что в мире есть много таинственного и непонятного. Учит быть храбрым и твердым в вере.
Отзыв на сказку "Заколдованное место"
Мне очень понравилась эта история, которую автор назвал былью. Я конечно не совсем поверила этому рассказу, мне он показался все-таки сказочным, но читать его было интересно. А описание нечистой силы у могилки даже вызвало улыбку, хотя я и не хотела бы такое встретить ночью сама.
Пословицы к сказке "Заколдованное место"
Силен черт, да воли нет.
Было бы болото, а черти будут.
Связался с чертом - пеняй на себя.
Богу молись и черту фиги не показывай.
Не так страшен черт, как его малюют.
Незнакомые слова в сказке "Заколдованное место"
Чумак - возчик
Баштан - бахча
Кавун - арбуз
Левада - огород
Хустка - платок
Кухва - бочка
Читать краткое содержание, краткий пересказ сказки "Заколдованное место"
Дьячок рассказывает случай из молодости.
Его отец повез продавать табак, и дома остались рассказчик, дед, мать и два брата. На лето дед перешел жить в курень возле дороги, и взял с собой мальцов. И вот однажды по дороге показались чумаки, шесть возов. Впереди шел чумак с большими сизыми усами.
Он узнал деда и поздоровался. Дед обрадовался старым знакомым, полез целоваться. Все расселись, взяли арбузов и дед велел играть на сопелке и танцевать. Да и у самого деда ноги так и рвались в пляс. И вот он не выдержал и рванул отделывать коленца. Разогнался, дошел до середины, а коленце не выделывается. Развернулся, вернулся, опять до того же места доходит - не получается.
Заругался дед на сатану, глядь, а вокруг место незнакомое. Пригляделся дед, голубятню у попа увидел, выбрался на тропинку. Идет, а ночь темная, непроглядная. Вдруг у могилки свечка зажглась - клад там значит. Пожалел дед, что ни лопаты нет, ни заступа, навалил на могилку огромную лесину и домой пошел. Пришел домой, чумаки уже уехали, ну и дед спать завалился.
На другой день, ближе к вечеру, взял дед лопату и пошел к поповскому огороду. Ходил, бродил, не может могилку найти. А тут еще и дождь пошел. Прибежал дед домой мокрый, лежит, ругается последними словами.
На следующий день дед как ни в чем не бывало ходил по бахче, арбузы прикрывал. А к вечеру с лопатой проходил мимо заколдованного места, не выдержал, зашел на середину и заступом ударил. И вновь на том же месте у могилы оказался. И свеча снова горит.
Подошел дед к могилке. Видит на ней камень огромный лежит. Обкопал камень дед, столкнул с могилы. Остановился дед передохнуть, насыпал на кулак табаку, только к носу подносить, кто-то сзади чихнет, всего деда обрызгал.
Поворачивается дед - никого. Стал дед копать. Выкопал котелок, обрадовался. "Вот ты где, голубчик" - говорит. И птичий нос те же слова повторяет. А следом баранья голова с верхушки дерева. И медведь из-за дерева. Страшно стало деду, а птичий нос, баран и медведь все за ним повторяют.
Перепугался дед, оглянулся вокруг. А ночь страшная - ни месяца, ни звезд. Да из-за горы какая-то харя выглядывает, глаза красные, нос как мех в кузнице. Бросил дед котел и только бежать собрался, как все исчезло, все тихо стало.
Понял дед, что нечистая сила только пугает. Вытащил с трудом котел и бежать со всех ног. И только у попова огорода остановился.
А в это время дома все гадали, куда же запропастился дед. Уже и мать с хутора с галушками пришла, уже и отобедали все, а мать котел вымыла, искала куда помои вылить. Смотрит бочка какая-то идет, верно кто-то ее сзади подталкивает.
Решила мать, что это хлопцы балуются, и вылила горячие помои прямо в бочку. Как заорет кто-то басом, глядь - а это дед.
Утерся, поругался, выставляет котел. Богатство обещает. Открывает, а там сор, мусор, грязь. Плюнул дед и наказал не верить никогда нечистой силе. Чуть что где покажется, сразу креститься стал. А на проклятое место сор и мусор велел скидывать.
Хорошие там арбузы выросли.
Рисунки и иллюстрации к сказке "Заколдованное место"
Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно: рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, я расскажу, только, ей-ей, в последний раз. Да, вот вы говорили насчет того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. Оно конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи... Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит! Вот извольте видеть: нас всех у отца было четверо. Я тогда был еще дурень. Всего мне было лет одиннадцать; так нет же, не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал было на четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: "Эй, Фома, Фома! тебя женить пора, а ты дуреешь, как молодой лошак!" Дед был еще тогда жив и на ноги - пусть ему легко ткнется на том свете - довольно крепок. Бывало, вздумает... Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать! Батько еще в начале весны повез в Крым на продажу табак. Не помню только, два или три воза снарядил он. Табак был тогда в цене. С собою взял он трехгодового брата - приучать заранее чумаковать. Нас осталось: дед, мать, я, да брат, да еще брат. Дед засеял баштан на самой дороге и перешел жить в курень; взял и нас с собою гонять воробьев и сорок с баштану. Нам это было нельзя сказать чтобы худо. Бывало, наешься в день столько огурцов, дынь, репы, цибули, гороху, что в животе, ей-богу, как будто петухи кричат. Ну, оно притом же и прибыльно. Проезжие толкутся по дороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее. Но деду более всего любо было то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать - только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, - деда всякий уже знал, - можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было... ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее. Раз, - ну вот, право, как будто теперь случилось, - солнце стало уже садиться; дед ходил по баштану и снимал с кавунов листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце - Смотри, Остап! - говорю я брату, - вон чумаки едут! - Где чумаки? - сказал дед, положивши значок на большой дыне; чтобы на случай не съели хлопцы. По дороге тянулось точно возов шесть. Впереди шел чумак уже с сизыми усами. Не дошедши шагов - как бы вам сказать - на десять, он остановился. - Здорово, Максим! Вот привел бог где увидеться! Дед прищурил глаза: - А! здорово, здорово! откуда бог несет? И Болячка здесь? здорово, здорово, брат! Что за дьявол! да тут все: и Крутотрыщенко! и Печерыця и Ковелек! и Стецько! здорово! А, га, га! го, го!.. - И пошли целоваться. Волов распрягли и пустили пастись на траву. Возы оставили на дороге; а сами сели все в кружок впереди куреня и закурили люльки. Но куда уже тут до люлек? за россказнями да за раздобарами вряд ли и по одной досталось. После полдника стал дед потчевать гостей дынями. Вот каждый, взявши по дыне, обчистил ее чистенько ножиком (калачи все были тертые, мыкали немало, знали уже, как едят в свете; пожалуй, и за панский стол хоть сейчас готовы сесть), обчистивши хорошенько, проткнул каждый пальцем дырочку, выпил из нее кисель, стал резать по кусочкам и класть в рот. - Что же вы, хлопцы, - сказал дед, - рты свои разинули? танцуйте, собачьи дети! Где, Остап, твоя сопилка? А ну-ка козачка! Фома, берись в боки! ну! вот так! гей, гоп! Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойду так; вместо всех выкрутасов ноги только спотыкаются. Долго глядел дед на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят на месте: так, как будто их что-нибудь дергает. - Смотри, Фома, - сказал Остап, - если старый хрен не пойдет танцевать! Что ж вы думаете? не успел он сказать - не вытерпел старичина! захотелось, знаете, прихвастнуть пред чумаками. - Вишь, чертовы дети! разве так танцуют? Вот как танцуют! - сказал он, поднявшись на ноги, протянув руки и ударив каблуками. Ну, нечего сказать, танцевать-то он танцевал так, хоть бы и с гетьманшею. Мы посторонились, и пошел хрен вывертывать ногами по всему гладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только что дошел, однако ж до половины и хотел разгуляться и выметнуть ногами на вихорь какую-то свою штуку, - не подымаются ноги, да и только! Что за пропасть! Разогнался снова, дошел до середины - не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги как деревянные стали! "Вишь, дьявольское место! вишь, сатанинское наваждение! впутается же ирод, враг рода человеческого!" Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины - нет! не вытанцывается, да и полно! - А, шельмовский сатана! чтоб ты подавился гнилою дынею! чтоб еще маленьким издохнул, собачий сын! вот на старость наделал стыда какого!.. И в самом деле сзади кто-то засмеялся. Оглянулся: ни баштану, ни чумаков, ничего; назади, впереди, по сторонам - гладкое поле. - Э! ссс... вот тебе на! Начал прищуривать глаза - место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку лес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко в небе. Что за пропасть! да это голубятня, что у попа в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. "Быть завтра большому ветру!" - подумал дед. Глядь, в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка. - Вишь! - стал дед и руками подперся в бока, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. - Клад! - закричал дед. - Я ставлю бог знает что, если не клад! - и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. - Эх, жаль! ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы не позабыть после! Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил он ее на ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. "Ну, так! не говорил ли я, - подумал дед, - что это попова левада? Вот и плетень его! теперь и версты нет до баштана". Поздненько, однако ж, пришел он домой и галушек не захотел есть. Разбудивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завернулся в тулуп. И когда тот начал было спрашивать: - А куда тебя, дед, черти дели сегодня? - Не спрашивай, - сказал он, завертываясь еще крепче, - не спрашивай, Остап; не то поседеешь! - И захрапел так, что воробьи, которые забрались было на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но где уж там ему спалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай боже ему царствие небесное! - умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губы станешь кусать. На другой день, чуть только стало смеркаться в поле, дед надел свитку, подпоясался, взял под мышку заступ и лопату, надел на голову шапку, выпил кухоль сировцу, утер губы полою и пошел прямо к попову огороду. Вот минул и плетень, и низенький дубовый лес. Промеж деревьев вьется дорожка и выходит в поле. Кажись, та самая. Вышел и на поле - место точь-в-точь вчерашнее: вон и голубятня торчит; но гумна не видно. "Нет, это не то место. То, стало быть, подалее; нужно, видно, поворотить к гумну!" Поворотил назад, стал идти другою дорогою - гумно видно, а голубятни нет! Опять поворотил поближе к голубятне - гумно спряталось. В поле, как нарочно, стал накрапывать дождик. Побежал снова к гумну - голубятня пропала; к голубятне - гумно пропало. - А чтоб ты, проклятый сатана, не дождал детей своих видеть! А дождь пустился, как будто из ведра. Вот, скинувши новые сапоги и обернувши в хустку, чтобы не покоробились от дождя, задал он такого бегуна, как будто панский иноходец. Влез в курень, промокши насквозь, накрылся тулупом и принялся ворчать что-то сквозь зубы и приголубливать черта такими словами, какие я еще отроду не слыхивал. Признаюсь, я бы, верно, покраснел, если бы случилось это среди дня. На другой день проснулся, смотрю: уже дед ходит по баштану как ни в чем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичина разговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на кур вместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и начал на нем играть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся в три погибели, словно змею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не видывал. Правда семена ему что-то издалека достались. Ввечеру, уже повечерявши, дед пошел с заступом прокопать новую грядку для поздних тыкв. Стал проходить мимо того заколдованного места, не вытерпел, чтобы не проворчать сквозь зубы: "Проклятое место!" - взошел на середину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом. Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит голубятня, а с другой гумно. "Ну, хорошо, что догадался взять с собою заступ. Вон и дорожка! вон и могилка стоит! вон и ветка повалена! вон-вон горит и свечка! Как бы только не ошибиться". Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла; на могиле лежал камень, заросший травою. "Этот камень нужно поднять!" - подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. "Гу!" - пошло по долине. "Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело"."Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело". Тут дед остановился, достал рожок, насыпал на кулак табаку и готовился было поднести к носу, как вдруг над головою его "чихи!" - чихнули что-то так, что покачнулись деревья и деду забрызгало все лицо. - Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! - проговорил дед, протирая глаза. Осмотрелся - никого нет. - Нет, не любит, видно, черт табаку! - продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. - Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилось нюхать! Стал копать - земля мягкая, заступ так и уходит. Вот что-то звякнуло. Выкидавши землю, увидел он котел. - А, голубчик, вот где ты! - вскрикнул дед, подсовывая под него заступ. - А, голубчик, вот где ты! - запищал птичий нос, клюнувши котел. Посторонился дед и выпустил заступ. - А, голубчик, вот где ты! - заблеяла баранья голова с верхушки дерева. - А, голубчик, вот где ты! - заревел медведь, высунувши из-за дерева свое рыло. Дрожь проняла деда. - Да тут страшно слово сказать! - проворчал он про себя. - Тут страшно слово сказать! - пискнул птичий нос. - Страшно слово сказать! - заблеяла баранья голова. - Слово сказать! - ревнул медведь. - Гм... - сказал дед и сам перепугался. - Гм! - пропищал нос. - Гм! - проблеял баран. - Гум! - заревел медведь. Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос - как мех в кузнице; ноздри - хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит! - Черт с тобою! - сказал дед, бросив котел. - На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! - и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. - Это только пугает нечистая сила! Принялся снова за котел - нет, тяжел! Что делать? Тут же не оставить! Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками. - Ну, разом, разом! еще, еще! - и вытащил! - Ух! Теперь понюхать табаку! Достал рожок; прежде, однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздри раздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. "Нет, не понюхаю табаку, - подумал дед, спрятавши рожок, - опять заплюет сатана очи". Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам... "Ай! ай, ай!" - покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевел немного дух. "Куда это зашел дед?" - думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит, идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее. - Вот кстати, сюда вылить помои! - сказала и вылила горячие помои. - Ай! - закричало басом. Глядь - дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и дыней. - Вишь, чертова баба! - сказал дед, утирая голову полою, - как опарила! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! - сказал дед и открыл котел. Что ж бы, вы думали, такое там было? ну, по малой мере, подумавши, хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл. И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. - И не думайте! - говорил он часто нам, - все, что ни скажет враг господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет! И, бывало, чуть только услышит старик, что в ином месте неспокойно: - А ну-те, ребята, давайте крестить! - закричит к нам. - Так его! так его! хорошенько! - и начнет класть кресты. А то проклятое место, где не вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана. Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... черт знает что такое!Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно: рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, я расскажу, только, ей-ей, в последний раз. Да, вот вы говорили насчет того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. Оно конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи... Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит! Вот извольте видеть: нас всех у отца было четверо. Я тогда был еще дурень. Всего мне было лет одиннадцать; так нет же, не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал было на четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: "Эй, Фома, Фома! тебя женить пора, а ты дуреешь, как молодой лошак!" Дед был еще тогда жив и на ноги - пусть ему легко ткнется на том свете - довольно крепок. Бывало, вздумает... Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать! Батько еще в начале весны повез в Крым на продажу табак. Не помню только, два или три воза снарядил он. Табак был тогда в цене. С собою взял он трехгодового брата - приучать заранее чумаковать. Нас осталось: дед, мать, я, да брат, да еще брат. Дед засеял баштан на самой дороге и перешел жить в курень; взял и нас с собою гонять воробьев и сорок с баштану. Нам это было нельзя сказать чтобы худо. Бывало, наешься в день столько огурцов, дынь, репы, цибули, гороху, что в животе, ей-богу, как будто петухи кричат. Ну, оно притом же и прибыльно. Проезжие толкутся по дороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее. Но деду более всего любо было то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать - только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, - деда всякий уже знал, - можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было... ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее. Раз, - ну вот, право, как будто теперь случилось, - солнце стало уже садиться; дед ходил по баштану и снимал с кавунов листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце - Смотри, Остап! - говорю я брату, - вон чумаки едут! - Где чумаки? - сказал дед, положивши значок на большой дыне; чтобы на случай не съели хлопцы. По дороге тянулось точно возов шесть. Впереди шел чумак уже с сизыми усами. Не дошедши шагов - как бы вам сказать - на десять, он остановился. - Здорово, Максим! Вот привел бог где увидеться! Дед прищурил глаза: - А! здорово, здорово! откуда бог несет? И Болячка здесь? здорово, здорово, брат! Что за дьявол! да тут все: и Крутотрыщенко! и Печерыця и Ковелек! и Стецько! здорово! А, га, га! го, го!.. - И пошли целоваться. Волов распрягли и пустили пастись на траву. Возы оставили на дороге; а сами сели все в кружок впереди куреня и закурили люльки. Но куда уже тут до люлек? за россказнями да за раздобарами вряд ли и по одной досталось. После полдника стал дед потчевать гостей дынями. Вот каждый, взявши по дыне, обчистил ее чистенько ножиком (калачи все были тертые, мыкали немало, знали уже, как едят в свете; пожалуй, и за панский стол хоть сейчас готовы сесть), обчистивши хорошенько, проткнул каждый пальцем дырочку, выпил из нее кисель, стал резать по кусочкам и класть в рот. - Что же вы, хлопцы, - сказал дед, - рты свои разинули? танцуйте, собачьи дети! Где, Остап, твоя сопилка? А ну-ка козачка! Фома, берись в боки! ну! вот так! гей, гоп! Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойду так; вместо всех выкрутасов ноги только спотыкаются. Долго глядел дед на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят на месте: так, как будто их что-нибудь дергает. - Смотри, Фома, - сказал Остап, - если старый хрен не пойдет танцевать! Что ж вы думаете? не успел он сказать - не вытерпел старичина! захотелось, знаете, прихвастнуть пред чумаками. - Вишь, чертовы дети! разве так танцуют? Вот как танцуют! - сказал он, поднявшись на ноги, протянув руки и ударив каблуками. Ну, нечего сказать, танцевать-то он танцевал так, хоть бы и с гетьманшею. Мы посторонились, и пошел хрен вывертывать ногами по всему гладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только что дошел, однако ж до половины и хотел разгуляться и выметнуть ногами на вихорь какую-то свою штуку, - не подымаются ноги, да и только! Что за пропасть! Разогнался снова, дошел до середины - не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги как деревянные стали! "Вишь, дьявольское место! вишь, сатанинское наваждение! впутается же ирод, враг рода человеческого!" Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины - нет! не вытанцывается, да и полно! - А, шельмовский сатана! чтоб ты подавился гнилою дынею! чтоб еще маленьким издохнул, собачий сын! вот на старость наделал стыда какого!.. И в самом деле сзади кто-то засмеялся. Оглянулся: ни баштану, ни чумаков, ничего; назади, впереди, по сторонам - гладкое поле. - Э! ссс... вот тебе на! Начал прищуривать глаза - место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку лес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко в небе. Что за пропасть! да это голубятня, что у попа в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. "Быть завтра большому ветру!" - подумал дед. Глядь, в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка. - Вишь! - стал дед и руками подперся в бока, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. - Клад! - закричал дед. - Я ставлю бог знает что, если не клад! - и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. - Эх, жаль! ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы не позабыть после! Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил он ее на ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. "Ну, так! не говорил ли я, - подумал дед, - что это попова левада? Вот и плетень его! теперь и версты нет до баштана". Поздненько, однако ж, пришел он домой и галушек не захотел есть. Разбудивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завернулся в тулуп. И когда тот начал было спрашивать: - А куда тебя, дед, черти дели сегодня? - Не спрашивай, - сказал он, завертываясь еще крепче, - не спрашивай, Остап; не то поседеешь! - И захрапел так, что воробьи, которые забрались было на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но где уж там ему спалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай боже ему царствие небесное! - умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губы станешь кусать. На другой день, чуть только стало смеркаться в поле, дед надел свитку, подпоясался, взял под мышку заступ и лопату, надел на голову шапку, выпил кухоль сировцу, утер губы полою и пошел прямо к попову огороду. Вот минул и плетень, и низенький дубовый лес. Промеж деревьев вьется дорожка и выходит в поле. Кажись, та самая. Вышел и на поле - место точь-в-точь вчерашнее: вон и голубятня торчит; но гумна не видно. "Нет, это не то место. То, стало быть, подалее; нужно, видно, поворотить к гумну!" Поворотил назад, стал идти другою дорогою - гумно видно, а голубятни нет! Опять поворотил поближе к голубятне - гумно спряталось. В поле, как нарочно, стал накрапывать дождик. Побежал снова к гумну - голубятня пропала; к голубятне - гумно пропало. - А чтоб ты, проклятый сатана, не дождал детей своих видеть! А дождь пустился, как будто из ведра. Вот, скинувши новые сапоги и обернувши в хустку, чтобы не покоробились от дождя, задал он такого бегуна, как будто панский иноходец. Влез в курень, промокши насквозь, накрылся тулупом и принялся ворчать что-то сквозь зубы и приголубливать черта такими словами, какие я еще отроду не слыхивал. Признаюсь, я бы, верно, покраснел, если бы случилось это среди дня. На другой день проснулся, смотрю: уже дед ходит по баштану как ни в чем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичина разговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на кур вместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и начал на нем играть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся в три погибели, словно змею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не видывал. Правда семена ему что-то издалека достались. Ввечеру, уже повечерявши, дед пошел с заступом прокопать новую грядку для поздних тыкв. Стал проходить мимо того заколдованного места, не вытерпел, чтобы не проворчать сквозь зубы: "Проклятое место!" - взошел на середину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом. Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит голубятня, а с другой гумно. "Ну, хорошо, что догадался взять с собою заступ. Вон и дорожка! вон и могилка стоит! вон и ветка повалена! вон-вон горит и свечка! Как бы только не ошибиться". Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла; на могиле лежал камень, заросший травою. "Этот камень нужно поднять!" - подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. "Гу!" - пошло по долине. "Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело"."Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело". Тут дед остановился, достал рожок, насыпал на кулак табаку и готовился было поднести к носу, как вдруг над головою его "чихи!" - чихнули что-то так, что покачнулись деревья и деду забрызгало все лицо. - Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! - проговорил дед, протирая глаза. Осмотрелся - никого нет. - Нет, не любит, видно, черт табаку! - продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. - Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилось нюхать! Стал копать - земля мягкая, заступ так и уходит. Вот что-то звякнуло. Выкидавши землю, увидел он котел. - А, голубчик, вот где ты! - вскрикнул дед, подсовывая под него заступ. - А, голубчик, вот где ты! - запищал птичий нос, клюнувши котел. Посторонился дед и выпустил заступ. - А, голубчик, вот где ты! - заблеяла баранья голова с верхушки дерева. - А, голубчик, вот где ты! - заревел медведь, высунувши из-за дерева свое рыло. Дрожь проняла деда. - Да тут страшно слово сказать! - проворчал он про себя. - Тут страшно слово сказать! - пискнул птичий нос. - Страшно слово сказать! - заблеяла баранья голова. - Слово сказать! - ревнул медведь. - Гм... - сказал дед и сам перепугался. - Гм! - пропищал нос. - Гм! - проблеял баран. - Гум! - заревел медведь. Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос - как мех в кузнице; ноздри - хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит! - Черт с тобою! - сказал дед, бросив котел. - На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! - и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. - Это только пугает нечистая сила! Принялся снова за котел - нет, тяжел! Что делать? Тут же не оставить! Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками. - Ну, разом, разом! еще, еще! - и вытащил! - Ух! Теперь понюхать табаку! Достал рожок; прежде, однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздри раздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. "Нет, не понюхаю табаку, - подумал дед, спрятавши рожок, - опять заплюет сатана очи". Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам... "Ай! ай, ай!" - покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевел немного дух. "Куда это зашел дед?" - думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит, идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее. - Вот кстати, сюда вылить помои! - сказала и вылила горячие помои. - Ай! - закричало басом. Глядь - дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и дыней. - Вишь, чертова баба! - сказал дед, утирая голову полою, - как опарила! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! - сказал дед и открыл котел. Что ж бы, вы думали, такое там было? ну, по малой мере, подумавши, хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл. И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. - И не думайте! - говорил он часто нам, - все, что ни скажет враг господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет! И, бывало, чуть только услышит старик, что в ином месте неспокойно: - А ну-те, ребята, давайте крестить! - закричит к нам. - Так его! так его! хорошенько! - и начнет класть кресты. А то проклятое место, где не вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана. Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... черт знает что такое!
Быль сия относится ко времени, когда рассказчик был еще дитятею. Отец с одним из сыновей уехал в Крым продавать табак, оставив дома жену, трех еще сыновей да деда стеречь баштан - дело прибыльное, проезжих много, а всего лучше - чумаки, что рассказывали диковинные истории. Как-то к вечеру приходит несколько возов с чумаками, да все старинными дедовыми знакомцами. Перецеловались, закурили, пошел разговор, а там и угощение. Потребовал дед, чтоб внуки плясали, гостей потешили, да недолго терпел, сам пошел. Плясал дед славно, такие кренделя выделывал, что диво, покуда не дошел до одного, места близ грядки с огурцами. Здесь ноги его стали. Пробовал сызнова - то же. уж и бранился, и снова начинал - без толку. Сзади кто-то засмеялся. Огляделся дед, а места не узнает: и баштан, и чумаки - все пропало, вокруг одно гладкое поле. Все ж понял, где он, за поповым огородом, за гумном волостного писаря. «Вот куда затащила нечистая сила!» Стал выбираться, месяца нет, нашел в темноте дорожку. На могилке поблизости вспыхнул огонек, и другой чуть поодаль. «Клад!» - решил дед и навалил для приметы изрядную ветку, поскольку заступа при себе не имел. Поздно вернулся он на баштан, чумаков не было, дети спали.
На следующий вечер, захватив заступ и лопату, направился он к попову огороду. Вот по всем приметам вышел в поле на давешнее место: и голубятня торчит, а гумна не видно. Пошел ближе к гумну - пропала голубятня. А тут припустил дождик, и дед, так и не нашед места, прибежал с бранью обратно. Назавтра ввечеру пошел он с заступом прокопать новую грядку, да, минуя проклятое место, где ему не танцевалось, в сердцах ударил заступом, - и оказался в том самом поле. Все узнал он: и гумно, и голубятню, и могилку с наваленной веткой. На могиле лежал камень. Обкопав, дед отвалил его и хотел было понюхать табачку, как кто-то чихнул у него над головою. Осмотрелся - нет никого. Принялся дед копать и нашел котел. «А, голубчик, вот где ты!» - воскликнул дед. То же сказал и птичий нос, и баранья голова с верхушки дерева, и медведь. «Да тут страшно слово сказать», - пробормотал дед, а вслед за ним и птичий нос, и баранья голова, и медведь. Дед хочет бежать - под ногами круча без дна, над головой гора нависла. Дед бросил котел, и все стало по-прежнему. Решив, что нечистая сила только пугает, он схватил котел и кинулся бежать.
Об эту пору на баштане и дети, и пришедшая мать недоумевали, куда подевался дед. Отужинав, пошла мать вылить горячие помои, а навстречу ей бочка ползет: видно, кто-то из детей, шаля, толкает ее сзади. Мать плеснула в нее помоями. Оказалось, что это дед. Открыли дедов котел, а в нем сор, дрязг и «стыдно сказать, что такое». С той поры заклялся дед верить черту, проклятое место загородил плетнем, а когда наняли поле под баштан соседние козаки, на заколдованном месте вечно всходило что-нибудь «черт знает что такое!».
Вы прочитали краткое содержание повести Заколдованное место. Предлагаем вам также посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с изложениями других популярных писателей.
Обращаем ваше внимание, что краткое содержание повести Заколдованное место не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию повести.
Когда рассказчик, старый Фома, был еще маленьким, с его дедом произошла необычная история. Он утверждает, что нечистая сила обморочит кого угодно. Вот как это произошло.
Отец уехал в Крым продавать табак. Дед и Фома перешли жить на баштан (участок земли), где росли арбузы, дыни и разные овощи. Баштан располагался недалеко от дороги. Мимо проходили чумаки (так называли обозников, едущих в Крым за рыбой и солью).
Однажды среди проезжающих чумаков дед встретил своих знакомых. Они расположились у куреня (шалаш из соломы). Пошли разговоры, воспоминания о былом. Потом дед заставил Фому и его брата Остапа танцевать. Да и сам не выдержал и пустился в пляс. Танцевал он хорошо. Но в этот раз, дойдя до половины гладкого места, уже хотел показать ногами свою штуку, как вдруг не смог ими шевельнуть, как следует.
Дед стал ругать сатану, так как это его наваждение. И видит, что стоит в каком-то незнакомом месте. Стал приглядываться и узнал голубятню в огороде у попа и гумно волостного писаря. Выйдя на дорожку, дед направился к своему баштану. Но в стороне от дороги на могилке он увидел огонек свечи. Клад! А у него с собой ни заступа, ни лопаты нет. Решил он хоть место заметить. Положил на могилу ветку и пошел домой.
На следующий день, как только смеркалось, дед отправился к отметке. Но, придя к огороду попа, он увидел голубятню, но не увидел гумна. Отошел чуть в сторону – пропала голубятня. Опять с ним дьявол стал шутки шутить. Тут дождь пошел, и дед воротился в свой курень.
На другой день он вышел в поле с заступом, чтобы новую грядку прокопать. Проходя мимо заколдованного места, где не смог он танцевать, дед не удержался и ударил в него заступом. Смотрит – снова он на том месте, где метку ставил. И могилка здесь, и метка его лежит. Дед обрадовался, что теперь у него заступ есть. Подошел он к могиле, а там камень огромный лежит. Своротил его старик и решил табаку понюхать.
Но не успел его еще к носу поднести, как кто-то чихнул рядом с ним. Его всего обрызгал. Дед подумал, что черту не по душе табачок. И стал копать. Вскоре наткнулся на котел. «Вот ты где!» – радостно сказал он. Эти слова, как эхо повторили птичий нос, баранья голова и медведь. Старик испугался, и сказал, что тут страшно. И опять птичий нос, баранья голова и медведь повторили все за ним. А тут еще и пень превратился в страшную рожу. Нос огромный, как кузнечный мех, губы, как колоды, а глаза красные, огнем горят. Рожа язык высунула и дразнит деда. Решил он поскорее убираться с этого места. Схватил котелок и пустился бежать.
А Фома и Остап деда потеряли. Уже мать принесла им ужин, уже и повечерять успели, а его все нет. Мать помыла посуду и стала искать, куда бы вылить помои. Смотрит, а к куреню движется кадка, как будто кто спрятался за ней и толкает ее вперед. Она и решила туда помои вылить.
Оказалось, это дед котел принес. Стал он на мать ругаться, лицо вытирать. А потом радостно и говорит ребятам, что скоро они будут есть бублики, ходить в золотых жупанах (старинная верхняя одежда). И открыл котел. А там золота и в помине нет. Только грязь да сор всякий. Дед сплюнул, руки вымыл. С той поры сам он черту не верил и ребят всегда учил ему не верить. Дед говорил, что дьявол – враг человека, обманет. У него правды и на копейку нет. И всякий раз, как встретит неспокойное место, начинает его крестить.
А тот участок, где ему не вытанцовывалось, дед решил не возделывать больше. Огородил его и велел всякий сор туда бросать. Другие потом на этом месте сеяли и арбузы, и дыни. Но ничего хорошего там не вырастало.
Черновики повести Гоголя «Заколдованное место» не сохранились, поэтому точная дата ее создания неизвестна. Скорее всего она была написана в 1830 году. Повесть «Заколдованное место» вошла во вторую книгу сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Произведения этого сборника имеют сложную иерархию рассказчиков. Подзаголовок цикла указывает, что «Вечера на хуторе близ Диканьки» издал некий пасечник Рудый Панько. Повести «Вечер накануне Ивана Купала» , «Пропавшая грамота» и «Заколдованное место» рассказаны дьячком одной церкви. Такое отстранение автора от участника событий позволило Гоголю добиться двойного эффекта. Во-первых, избежать обвинения в сочинении «небылиц», во-вторых, подчеркнуть народный дух повествования.
Сюжет повести действительно основан на традициях фольклора, которые хорошо были знакомы писателю с детства. Сказки о «проклятых местах» и кладах характерны для мифотворчества многих народов. В славянских сказаниях сокровища часто искали на кладбищах. Нужную могилу указывала внезапно вспыхнувшая свеча. Традиционен для народных историй и мотив превращения неправедно добытого богатства в мусор.
Самобытность повести проявляется в ярком и сочном языке, который щедро усеян украинскими словами: «чумаки» , «курень» , «баштан» , «хлопцы» … Предельно точное изображение народного быта, а также искрометный юмор писателя создают особую гоголевскую атмосферу, полную поэтической фантастики и лукавства. Читателю кажется, что он сам находится среди слушателей дьячка. Такой эффект достигается за счет метких комментариев рассказчика.
Главный герой повести – дед Максим. Автор описывает его с доброй иронией. Это живой, веселый и деятельный старик, который любит прихвастнуть, лихо танцует и не боится самого черта. Деду очень нравится слушать рассказы чумаков. Внуков своих он ругает, называет «собачьими детьми» , но понятно, что старик души не чает в сорванцах. А те дружелюбно подшучивают над дедом.
Важный элемент повести – само заколдованное место. В наше время его бы назвали аномальной зоной. Дед случайно обнаруживает «плохое место» во время танца. Как только старик попадает на его границу «возле грядки с огурцами» , так ноги сами перестают танцевать. А внутри заколдованного места происходят странные вещи с пространством и временем, которые дед приписывает действию нечистой силы.
Переход между реальным и нереальным миром изображен в виде искажающегося пространства. Ориентиры, которые дед отмечает для себя в зоне аномалии, в реальном мире не проявляются. Ему никак не удается найти точку, с которой видны поповская голубятня и гумно волосного писаря.
Проклятое место имеет «свой характер» . Оно не любит чужих, но не вредит незваным гостям, а только пугает их. Особого урона от проникновения иррациональных сил в реальный мир тоже нет. Земля в аномальной зоне всего лишь не дает урожая. Заколдованное место не прочь поиграть с дедом. То не допускает к себе, несмотря на все старания, то вдруг легко открывается. В арсенале аномальной зоны много необычных средств: внезапно испортившаяся погода, исчезновение с неба месяца, чудовища. Страх заставляет старика на время бросить находку. Но жажда наживы оказывается сильнее, поэтому потусторонние силы решают проучить деда. В котле, который с таким трудом был добыт в проклятом месте, оказались не драгоценности, а «сор, дрязг и стыдно сказать что такое» .
После такой науки герой повести стал очень религиозен, зарекся сам иметь дело с нечистой силой и наказал всем близким. Дед своеобразно мстит черту, который так его заморочил. Старик огораживает заколдованное место плетнем и выбрасывает туда всякий мусор с баштана.
Подобный финал закономерен. Гоголь показывает, что такие сокровища не приносят добра. Дед получает в награду не клад, а насмешку. Так писатель утверждает идею призрачности всякого богатства, которое нажито нечестным трудом.
Пушкин , Герцен, Белинский и другие современники Гоголя с восторгом приняли «Заколдованное место». И сегодня читатели с улыбкой и большим интересом погружаются в удивительный мир, где царят остроумие, поэзия и фантастика, оживает сама душа народа.
- «Заколдованное место», краткое содержание повести Гоголя
- «Портрет», анализ повести Гоголя, сочинение
- «Мертвые души», анализ произведения Гоголя